Ну и что, что тролль[СИ] - Д Кузиманза

Бесполезно.

Ничего ему эти имена не говорили.

Он задумчиво прошёлся по гаражу, понял, что причина его тревоги не только в странном помутнении сознания, и вышел к машине доцента. Была там же, где он её поставил, голубой искоркой мигал огонек автосигнализации.

— Я же был без прав! — вдруг вырвалось у Алексея.

Он пытался вспомнить и понять, но всё заслонял больничный налёт.

"Ладно, доцент был расстроен, но он так подробно мне объяснил. Нет, не то, не так! У меня нет прав, а я согласился ехать! Почему? Ни туда, ни обратно меня это не волновало. Совершенно! Я даже пригнал машину к себе домой. А ведь завтра утром придётся ехать по центру! Нет, теперь уже не придётся. Пусть забирает машину сам".

Выбросив пустые коробки, бутылки и банки в мусорный контейнер, он забрал Рапида и поднялся в квартиру. Там было тихо, безлюдно и одиноко. Алексей устроил Рапида в ванне, включил телевизор и прилёг на диван.

— …варварским? — спросил шеф. — Вы это хотели сказать?

— Да! — ответил Айвен. — Именно это!

Шеф покивал не то ответу Айвена, не то своим мыслям. Айвен чувствовал, что слова прокурору неприятны, но он тем не менее доволен. „Наверное, Шеф думает, почему вынужден вести школьные дискуссии с амбициозным неучем. Сейчас отделается от меня какой-то общей фразой, и так закончится миллион первая дискуссия без результата, ни о чём”, — подумал, чтобы через минуту пережить приятное разочарование: прокурор был неожиданно конкретен:

— Нет простых решений. Есть зато решения эффективные. Наше правосудие совершенно, ведь преступность существует всего лишь инцидентно. Общественное чувство справедливости удовлетворено. И прошу помнить, что каждый, даже убийца с пятого уровня или, точнее, из пятого сектора имеет свой шанс. Конечно, чем дальше сектор, тем возвращение в лоно общества труднее, требует немало самоотречения, боли и времени.

— Ну, и достаточно большого запаса счастья, — не выдержал Айвен. — А кроме того, без дополнительных затрат мы обеспечиваем скучающей молодежи развлечение.

— Не только молодежи, — прокурор уже почти улыбался. — Я знаю нескольких взрослых людей, солидных работников из моего отдела, которые каждую свободную минуту проводят на башнях Катакомб. Как уже я сказал, кто-то должен это делать, а охотники действенно изолируют четвёртый и пятый секторы.

— Вы правы, стопроцентно действенно, я не слышал, чтобы кому-то, осужденному по серьёзной статье, удалось хотя бы когда-то выйти, — не уступал Айвен.

— Что ж, система действует всего несколько лет. Прошу также не забывать о том, что даже в лёгких секторах пересечь границу трудновато. Может быть, не угрожает непосредственно жизни, но нелегко решиться. Помните, что „обжитая” длина Катакомб свыше четырехсот километров.

Айвен что называется насторожил уши, ведь Герда придерживалась запрета разговоров о её работе, официальные сведения были лимитированы (учитывая безопасность осужденных), узнать что-то больше удавалось нечастым счастливым случаем.

— Даже без дополнительных препятствий сама дистанция достаточно значительна, — кивнул Шеф.

— Значительна? — Айвен ужаснулся. — Четырехсот километров — это всего две недели пешком, а люди не выходят из Катакомб годами!

— Уверяю вас, — прокурор усмехался уже без церемоний, — двух недель на преодоление Катакомб маловато. Даже на переход первого сектора, — прибавил тихо, словно про себя. — Ах да, мы совсем забыли о наших милых дамах! Вернёмся к игре?

— Ну, не знаю, — пробормотал Айвен, машинально собирая карты со стола, — всё выглядит так, что выход даже из четвертого сектора невозможен. В конечном итоге каждый из нас имеет что-то на совести, не каждый зато даёт схватить себя. Только тем и отличаемся.

Прокурор не поддержал разговор, зато внимание Айвена привлекло выражение глаз Герды. Жена, явно взволнованная, слабо качала головой, как будто давая ему понять, что должен заткнуться, что сказал слишком много. Игра опять не шла, а Герда, совсем не в своем стиле, делала грубые ошибки. Несмотря на это по итогам вечера оказалось, что выиграли у хозяев с незначительным преимуществом пунктов.

Так что, хотя на следующее утро Айвен проснулся раньше, чем обычно (как случалось ему после карточно-алкогольного вечера), настроение у него оказалось отличным.

В квартире было тихо, Герды уже ушла. Ничего странного, начинала работу на час раньше него. Вчера она ничего не ответила на вопросы Айвена, сказала, что у неё болит голова, что если хочет, то пусть поужинает, а она валится с ног. Когда он заглянул в спальню, она уже спала, и он устроился в комнате для гостей.

Утро было ясным, небо чистым, так что под душем и за бритьём он даже запел.

Но потом всё пошло как-то странно.

Автобус опаздывал. Айвен стоял пораженный до глубины души, выжидательно глядя в сторону холма, над которым обычно появлялся красный силуэт. Ситуация невероятная, потому что автобусы не опаздывают никогда! Часы тоже ошибаться не могли, было десять минут десятого. Нудная пунктуальность городских коммуникаций являлась составляющей и очевидной частью мира. Пустая остановка вдруг показалась Айвену странно нереальной, а воздух наполнился неопределенной аурой загадки. Загадки, которая граничит с предчувствием близкой катастрофы.

Тем временем из стоящей неподалёку автомашины службы порядка вышел солидный мужчина в серой форме. Оставшаяся в машине женщина разговаривала с кем-то по коммуникатору. Прошло наверняка больше минуты, прежде чем слова, сказанные спэшником, дошли в Айвена. Он арестован!

Повода задержания ему не сообщили. Несколько следующих часов провёл он одиноко в ярко освещенном, почти пустом помещении. Никто им не интересовался. Никто не отвечал на вопросы. В конце третьего часа пригласили его в другую комнату, но и там не предъявили обвинения. Скучающий служащий задал ему несколько бессвязных вопросов. О погоде, знакомых, об условиях работы. Просил повторять некоторые ответы, хотя к их содержанию казался безразличным. А через четверть часа Айвена попросту забрали и куда-то повели, не реагируя на громкие его протесты.

Во второй машине СП два конвоира воспринимали Айвена с тем же безразличием. Выполняли поручение без раздражения, его вопросы, перерываемые уже и проклятиями, игнорировали. Старший что-то сказал системе визуализации, экраны среагировали перескакиванием картинок. В конце остановились на местных новостях. Айвен с удивлением увидел себя сидящим посреди большого судебного зала. Это должен быть сон! Он ещё не проснулся! Протер глаза, чтобы увидеть, как встает и выражает согласие со всеми предъявленными ему обвинениями. Айвен на экране говорил срывающимся, резким голосом. В конце концов упал на скамью подсудимых и зарыдал. В зале возник лёгкий шум. Судья объявил перерыв.